C.C.Царегородцева. Евразийские мотивы в
творчестве Георгия Гребенщикова и Павла Васильева.
Среди писателей, родившихся под
небом Восточного Казахстана, наиболее
значительными по литературному
дарованию являются Георгий Гребенщиков и Павел
Васильев. Творчество обоих
современники встретили с восторгом, Гребенщикова
называли сибирским Горьким,
Васильева сравнивали с Маяковским и Есениным. А в
30-е годы по идеологическим
соображениям оба писателя были забыты на несколько
десятилетий.
В 1937 году “сын кулака” и
“певец кондового казачества”, Павел Васильев был
репрессирован и расстрелян.
Георгия Гребенщикова спасло только то, что он
оказался в эмиграции.
Репрессировали нескольких членов его семьи и друзей за
переписку с белоэмигрантом.
Архив П. Васильева уничтожили
после ареста, архив Г.Гребенщикова оказался в США.
Несколько лет тому назад часть
его вернулась на родину и находится в Музее
истории литературы, искусства и
культуры Алтая (г. Барнаул).
Многое из литературного
наследия обоих писателей до сих пор не издано. Но
сейчас, когда стали доступны
некоторые их книги, уже можно отметить ряд сходных
мотивов в творческих исканиях
Георгия Гребенщикова и Павла Васильева. В данной
работе будут рассмотрены
евразийские мотивы в поэзии и прозе ГД Гребенщикова и
П. Васильева.
Само понятие “евразийство”
возникло в среде русских эмигрантов. В 1921 году
четверо молодых эмигрантов из
России выпустили сборник “Исход к Востоку.
Предчувствия и свершения.
Утверждения евразийцев. Книга первая”.Петр Савицкий,
Петр Сувчинский, Николай
Трубецкой, Георгий Флоровский первыми назвали себя не
европейцами, а евразийцами.
Позже к ним присоединились Л.П. Карсавин, Н.Н.
Алексеев, В.Н. Иванов, Г.В.
Вернадский, П.М. Бицилли.
Своих непосредственных предшественников
евразийцы видели в лице славянофилов и
областников, определивших
особую историческую роль отдельных территорий
Российской империи, а
подтверждение своих идей в творчестве Ф.М.Достоевского и
Н. Данилевского, А. Кунанбаева
и Ч. Валиханова. Эти вопросы часто освещались на
страницах периодической
печати.“Сибирский вестник”, выходящий в Петербурге в
начале 19 века, всегда освещал
не только вопросы Сибири, много внимания его
издателем Г. Спасским
отводилось истории и экономике, культуре и быту кочевых
народов. В 1825 году, когда
евразийская проблематика стала преобладающей,
сборник был переименован и стал
выходить как “Азиатский вестник”.
Много внимания евразийству
уделялось и Русским географическим обществом. Так в
Записках Оренбургского отдела
Императорского Русского отдела географического
общества за 1870 год были
помещен очерки И. Алтынсарина об обычаях казахов,
связанных с обрядами
сватовства, женитьбы, похорон и поминаний.
Идея евразийства, связанная
поисками многих поколений интеллигентов, позволяет
выделить два встречных потока:
от России к Казахстану и от Казахстана к России.
Аналитическое мышление Запада и
целостное восприятие мира Востока нашли золотую
середину, которой стало
евразийство.
Для Г.Д. Гребенщикова и П.
Васильева евразийство было не теорией, а самой сутью
их жизни, определяющей их
корни. Гребенщиков, считая себя потомком
хана-кочевника по имени
Тарлыкан или Тарухан, писал в своей биографии:“…как
оказывается, мой прадед был
калмык, захваченный русскими охотниками в верховьях
реки Бии вместе с целым табуном
лошадей и в качестве пленника доставленный в
Сузунский завод Кузнецкого
уезда. Ему было тогда не более десяти лет, его взял
какой-то добродетельный
рудокоп, крестил, выучил языку, записал в сословие
рудокопов, усыновил, а потом и
женил на русской девушке. Фамилию нашу мой прадед
получил, видимо, от своего
приемного отца, а тот, по предположению деда, был
сыном гребенщика, мастера
гребней, пришедшего в Сибирь со староверами. Отсюда и
моя длинная, царапающая
фамилия.”[1] с.7
Поэтому Г.Д. Гребенщиков уже в
эмиграции, сотрудничая с Н.К. Рерихом, выберет
себе изотерическое имя Тарухан.
Свои “азийские” корни всегда
подчеркивала А.Ахматова, которая тоже взяла
соответствующий псевдоним и
прославила в стихах Серебряного века бабушку –
татарку. В сороковые годы,
находясь в Ташкенте, А. Ахматова напишет:
Кто мне посмеет сказать, что
здесь
Я на чужбине…
Он прочен мой азийский дом.[2],
с 216-217.
Павел Васильев рассказывал
Петру Северову, что его отец – родовитый киргизский
князь, а мать – украденная им
русская монашка.(3), с. 93 Разумеется, это было
юношеское хвастовство, ничем не
прикрытый розыгрыш. Однако, и Павел Васильев
брал себе “восточные”
псевдонимы, подписываясь: Павел Китаев или Николай Ханов.
Более того, он оказался автором
литературной мистификации. В 1932 году им были
опубликованы три стихотворения
под именем Мухана Башметова. Себя П.Васильев
выдал за переводчика этих
произведений.
В стихотворении “Азиат” он
подчеркивает свою принадлежность и родственность
Степи:
Хоть волос русый у меня,
Но мы с тобой во многом схожи:
Во весь опор пустив коня,
Схватить земли смогу я тоже.
Я рос среди твоих степей,
И я , как ты, такой же гибкий.
Юноши невольно любуются
красивой горожанкой “ни за какой большой калым”
недоступной для обоих.
Степная девушка простая
В родном ауле встретит нас.
И в час, когда падут туманы
Ширококрылой стаей вниз,
Мы будем пить густой и пьяный
В мешках бушующий кумыс.
[4] с 131.
Таким же родным будет для Г.Д.
Гребенщикова Тютюбай, герой “Егоркиной жизни”,
имевший реального прототипа в
детские годы писателя на родине. С нескрываемой
радостью встретит на военных
дорогах герой рассказа Г. Д. Гребенщикова
“Каракаралинский мещанин”
Эмекей русского земляка, заговорившего с ним на родном
языке :
“Боже мой!.. Что тут сделалось
с каркаралинским мещанином! Прежде всего, он
недоуменно оглянулся на
товарищей, потом шагнул ко мне и, сняв солдатскую
фуражку, погладил по голове
всей пятерней, как будто вытирал с нее внезапный
пот... А потом, ни с того, ни с
сего, забыв всякую дисциплину, сел по-восточному
на корточки и, не переставая
улыбаться, залепетал:
- Ои, бой, тюря!.. Быздыку
аттын журсын!.. Аягын-де журеды джек!.. Мылтык
бар-эмесь!.. Соносон байна!..
(Ох, начальник!.. Мы всегда верхом привыкли
ездить!.. Пешком не хаживали!..
Ружей не имели!.. Потом война!)”[5]
Благодаря этой встрече, Эмекей
(знавшим по–русски только одну фразу:
“каракаралинский мещанин”) был
понят, его сделали конюхом, он получил работу, о
которой можно было мечтать
человеку, вскормленному Степью. Он часто пел просто и
трогательно:
Меня жеребец быстро мчал
К девушке, без дороги...[6]
Красивые легенды, притчи,
сказки, услышанные на родине, лягут в основу многих
произведений Г.Д.Гребенщикова и
П. Васильева. Г.Д.Гребенщиков выступит как
переводчик поэмы ссыльного
поляка, талантливого поэта Г. Зелинского “Киргиз”,
она выйдет в Томске (1910 ) с
многочисленными иллюстрациями В. Белослюдова.
Затем поэма, выдержав более 22
изданий на польском, будет переведена на немецкий
и французский, а в 1964 году и
на
казахский язык. Перевод сделает
А. Ахметов с издания 1910 года Г.Д.Гребенщикова.
В этом же году в Казахстане
выйдет "Степь" Г. Зелинского, переведенная ЮИ
Черницко-Ановой и Т. Жароковым
с польского издания 1956 года.
Героем целого ряда
произведений, ориентированных на фольклор, станет Алтай в
образе отца. В сказке “Хан-
Алтай” Г.Д.Гребенщикова напишет:
“Домра запела, запел и певец.
Реки и горы запели. Небо запело. С улыбкою счастья
пастушья подруга смотрела и
слушала домру.
С тех пор родилась песня, и все
стали петь об Алтае. С тех пор на всем свете
лишь трое бессмертных: Домра,
Певец и Алтай.”[7]
Г.Д.Гребенщикова дает сказочно-поэтичное
описание Алтая:
“Слово Алтай - синее слово в
белом сиянии, окруженное радугой.
Как на серой земле блестит и
виднеется белый камень - Ала-Тас, - так на синих
горах блестят крылья вечных
снегов.
Высоко ушла в небо в жемчужной
короне глава твоя, Алтай, великая Белуха - царица
земли!
Музыкой ласкает слово Алтай.
Песней звучит для каждого странника. Родиной -
каждой светлой душе. Маяком -
для всякого искателя подвига. Храмом для всякого
молящегося. Звуком мощного
колокола зов его:
- Алтай! Алтай! Алтай!
Много на горах Алтая сверкает
снегов. Много между гор Алтая рек бежит, много у
Алтая недремлющих глаз -
голубых озер.
Какой на Алтае белее снег -
только ослепленные снегом Алтая скажут.
Какая красивее и мощнее река -
только видевшие реку Катунь скажут.”[8]
Г.Д.Гребенщиков был не одинок в
своем восторге перед величием и красотой Алтая.
В дневнике А.Белослюдова есть
запись легенды или набросок произведения, очень
напоминающая “Хан- Алтай” : “От
отца Алтая , матери Белухи много Вас родилось
говордивых, шумных рек… С белой
короной на голове стоит величава Мать-Белуха Ей
не страшны солнца пронзающие
лучи. Их в алмазном блеске она отражает…”[].
Начинающие писатели, неутомимые
исследователи родного края в это время много
общались и делились своими
находками и творческими планами. Возможно, именно так
к Г.Вяткину пришел замысел
стихотворения “Из алтайских мелодий”, героем которого
тоже, как и у Г.Д.Гребенщикова
в “Хане- Алтае”, будет ойрот, прославляющий
Алтай:
О, Алтай, Шестигранный,
широкий,
Разноцветный Алтай мой.
Как невинную деву невесту
встречает жених
Так я встретил Тебя.
Пусть, как яркое золото,
Пусть, как блеск серебра,
Твой народ будет славен,
И светел, и чист.[10]
Человек должен , казалось бы,
гармонично вписываться в этот мир. Но во многих
произведениях Г.Д.Гребенщикова
звучит тревога. В трагическом рассказе
“Кызыл-тас” рассказывается о
том, как подружились слепой Чеке и безнадежно
больная русская девушка,
которую прозвали Ког-кыз из-за голубого платья, в
котором она всегда гуляла.
Девушка и слепой аксакал достигли главного-
понимания, но это не спасло
Ког-кыз… В рассказе “В тиши степей” Г.Д.Гребенщикова
финал не только печален, но и
утверждает, что, распахивая степи, уничтожается
веками сложившиеся устои, что
приведет к гибели этого мира. И в финале мы
явственно слышим молитву
Коппая, отпевающего “умирающее царство степных
просторов”.
Павел Васильев ощущает перемены
в Степи по-иному. Он верит, что
“Вдруг зашумят , уставши от
покоя,
В бетон наряженные
города…”[11],с 14
Однако и ему хорошо знакома
боль Степи - голод, который приносит джут.
“По свежим снегам – в тысячи
голов-
На восток табуны идут.
Но вам, погонщики верблюдов,
Холодно станет от этих слов-
В пустыне властвует джут. ”[12],
с .49
Далека от безмятежной сказки и
действительность Степи, описанная
Г.Д.Гребенщиковым в повести
“Ханство Батырбека”. Кульминацией этого произведения
тоже становится описание джута:
“К утру ударил мороз, и вся обледеневшая степь
стала как в сталь закованной.
Блестела, звенела и синела, как необъятное
застывшее море”.[13]с.274 На
первый взгляд перед нами красивый пейзаж, один из
многих у Г.Д.Гребенщикова, но в
данном случае эта красота пугающая:
“ Смертельно застонала степь...
Джут мертвыми ледяными
объятиями охватил ее из края в край.
В одни сутки погибли сотни
тысяч киргизского скота, захваченного в степи на
пастбище, закоченели десятки
пастухов, пристывших к гололедице.
Целые табуны лошадей и жеребят
тесными группами рассеянными одиночками
окоченели, стоя в глубоком
снегу, и, обледенелые и опушенные снегом,
представляли выставку уродливых
изваяний, страшных в своем мертвом безмолвии и
неподвижности...
Местами рядом с лошадьми,
прильнув к ним и застывши вместе с ними, стояли,
сидели и лежали человеческие
статуи, как в броню закованные в ледяную кору и
подернутые узором из снежных
кружев. И по всей степи днями и ночами шел дикий
волчий пир... Когда через
неделю после дождя едва двигающийся, больной и
обмороженный Сарсеке вместе с
Исхаком и старым Карабаем поехали разыскивать
погибших пастухов, они
наткнулись на мертвый табун и не решились приблизиться к
нему...
Всегда смелый и страстный
зверолов Сарсеке пришел в ужас от обилия и наглого
бесстрашия волков, остервенело
или устало грызших трупы... Сарсеке окаменел от
изумления и отчаяния, когда,
поодаль от застывшего табуна, увидел еще более
жуткое зрелище.
Там, пригнувшись к гриве, на
мертвой, опустившей зад и увязшей в заледенелом
снегу лошади сидел маленький
Каунышка. Он весь блестел на солнце, будто вместе с
лошадью был выкован из
серебра...
А впереди его, широко
шагнувший, с распростертыми руками и запрокинутой назад
черной головой, в окостенелом
капе стоял Байгобыл. Похоже было на то, будто он
страшно быстро бежал и отчаянно
кричал в небо аллаху, но, не дождавшись ответа,
так и застыл, утопая в
снегу...”[14]с.274
Уже первые исследования
творчества Г.Д.Гребенщикова проблематику “Ханства
Батырбека” не сводили только к
социальной. По мнению ЛП Якимовой “ не столько
классовые столкновения …или
имущественные конфликты сами по себе волновали его,
сколько нравственная оценка
поведения человека, то, как соотносит он свои
поступки с Совестью, Истиной,
Душой. В этом смысле Г.Д.Гребенщиков ближе к
литературной школе
Достоевского, чем Горького”(15),с 58.
Крайнее выражение противоречий
Евразии – военные столкновения, расправы
становятся предметом
художественных исследований Г.Д.Гребенщикова и П. Васильева
в начале 30-х годов. В
1932-1933 П. Васильев пишет поэму о казачестве “Соляной
бунт”, "замешанную на
крови соленой". В ней он решает вынести приговор
зажиточному сытому казачеству,
безжалостно расправившемуся с нищим и бесправным
аулом. Поэма уже не строится на
казачьих песнях, подобно “Гибели казачьего
войска”, поэт говорит
неприкрытую правду о Степи, залитой человеческой кровью.
Но финал поэмы звучит
оптимистично:
Вместе с нами,
Становитесь, под солнце,
Под наше знамя![16], с 329
Выход П. Васильев видит в
Революции и воспевает ее:
Боевое слово,
Прекрасное слово,
Лучшее слово
Узнали мы:
РЕВОЛЮЦИЯ![17], с 329
Г.Д.Гребенщиков в 1933 году,
работая в Соединенных Штатах Америки, заканчивает
работу над пятым томом эпопеи
“Чураевы” и издает его под заголовком “Сто племен
с единым”. Эта книга посвящена
Первой Мировой войне, когда народы объединились
“вдохновенной ненавистью”.
Разгораясь, эта ненависть докатилась до самых окраин
Российской империи, призывая
все народы встать под свои знамена. И все племена
примкнули к единому,
Российскому. Однако, когда весть о войне докатилась до
Степи, киргизы, не привыкшие
никому покоряться решили вместе со скотом укочевать
в Монголию. Стихотворение в
прозе пишет об этом народе Г. Гребенщиков:
“О, киргиз, киргиз! Замкнутого
небом степи тебя не знает мир. Всадник от
рождения, богатырь-певец от
колыбели, в погонях и набегах храбрец, непокорный
пленник и учтивый гость, щедрый
хозяин, гостеприимный даже для врага, не
прощающий ничьих неправых
оскорблений кровавый мститель, - ты, киргиз, не
вероломен в рыцарской любви. И
хоть от времен творения женщина для тебя - рабыня
- она же для тебя и божество,
священная причина радости земного бытия и символ
достижений бытия загробного.
Лишь своей верностью к возлюбленным киргизские
богатыри стяжали и
непобедимость и бессмертие”.[18] ,с151.
За уходящими кочевниками
отправили сотню казаков, которая настигает их и чинит
жестокую расправу. Г.
Гребенщиков, как и П. Васильев, не на стороне казачества.
Но пути и подходы разрешения
этого противостояние у них различны, так как они
живут в странах с различной
идеологией. И если П. Васильев безоговорочно принял
атеизм и Революцию, то эволюция
взглядов Г.Д. Гребешикова в 30 годы не разрушает
в нем православной веры и
приводит, как и многих мыслителей Русского Зарубежья,
к космизму. Противостоять
ненависти, охватившей полмира, может только любовь.
“О, если бы людей когда-нибудь
могла с такой же силою и быстротой объединить и
подвигать на действие взаимная
любовь! Вся планета могла бы в один год
преобразиться и стать
действительно цветущим раем, царством красоты и счастья.
Но да будет... Ибо повторяется
все тот же круг предначертаний древности”.[19]
,с.68.
По мнению О. Сулейменова,
только одна война допустима – война поэзии с
лжеисторией
И П.Васильев, и Г.Д.
Гребенщиков, каждый по-своему, были не сломлены в этой
борьбе, несмотря на то, что
один погиб, а второй был всю жизнь обречен на
изгнание.
Литература
Георгий Гребенщиков. Из моей жизни. Странички
автобиографии. //Зарница,
1925г., № 1.
А. Ахматова. Стихотворения, М,1961
Воспоминания о Павле Васильеве. Алма-Ата,
1988
П. Васильев. Избранное.М., 1988
Г.Гребенщиков. Каракаралинский мещанин. //
Русские ведомости, 1926г.,25 июля.
Г.Гребенщиков. Моя Сибирь. Churaevka,
Southbury, Conn. U.S.A,1929
ГАВКО, фонд № 132,опись1, дело № 1.
Г. Вяткин. Из алтайских мелодий.// Ишимский
край, 1913г.,20 янв.
П. Васильев. Избранное.М., 1988
Там же.
Г.Гребенщиков. Ханство Батырбека.// Простор,№
10,1993
Л.Якимова. Творчество Г. Гребенщикова в новом
социально-историческом
контексте.// Известия СО РАН.
История,филология и философия, 1993. Вып. 3.
П. Васильев. Избранное.М., 1988
Г.Гребенщиков.Сто племен с единым . Churaevka, Southbury, Conn.
U.S.A,1933
Там же.
Источник:
http://grebensch.narod.ru/eurasi.htm
В
библиотеку
На главную страницу