Россия, Украина и евразийский проект: экономическая интеграция ради безопасности и благополучия.

                   Максим Михайленко, Черновицкий национальный университет.

 

Полемика между концепциями регионализации и универсализации занимает одно из ведущих мест в мирополитическом дискурсе второй половины двадцатого столетия. Конец холодной войны, а также рост эффективности процессов регионализации относительно благосостояния их участников; успехи экономических анклавов мира в сдерживании проявлений хаоса, который несет с собой глобализация – придали обсуждению вопросов регионализации еще больший вес. Актуализация администрацией США элементов “доктрины Монро” во внешней политике, интенсификация  процессов интеграции в Западном полушарии – ставят проблематику регионализации рядом с дискуссией вокруг форм нового международного экономического и политического порядка.

В последние годы двадцатого столетия вопросы регионального интеграционного выбора особенно остро обозначились и для Украины. Осознание перспективы самоизоляции от региональных экономических процессов очерчивает перед Украиной три возможных пути: продолжение политики двусторонних экономических договоренностей, предоставление приоритетности курсу на достижение  ассоциированного членства в ЕС, или полноправное участие в процессах экономической интеграции на пространстве СНГ.

В связи с этим,  представляется важным и актуальным ответить на вопрос о том, почему участие Украины в формировании регионального анклава в пределах СНГ, прежде всего по оси Россия-Украина -- может принести намного большие дивиденды, нежели попытки интеграции в Европейское содружество?

         В этом исследовании автор будет стараться избегать (хотя и не игнорировать) стратегической окраски обсуждаемой тематики, элементов геополитического (а значит и этнонационалистического) мышления и приоритетности историзма в мирополитологии, в том смысле, в котором ему отводится определенная фиксирующая роль.

В рамках обсуждаемых вопросов автор планирует осветить ряд тематических блоков, таких как: сознательный раздел мира на сравнительно независимые экономические регионы, теоретическая подпочва регионализации в международных отношениях, неадекватность внешнеэкономической политики Украины ее национальным интересам, недостатки оригинального интеграционного проекта СНГ  и прагматические предпосылки сближения промышленных государств региона.

В подготовке этой статьи использована разносторонняя литература, прежде всего теоретические исследования по международным отношениям, и экономический анализ внешней политики Украины на протяжении 1995-2000 годов.

Сомнения в эффективности международных организаций относительно выполнения ими задекларированных задач преследовали их деятельность еще с 1945 года – отправной точки их динамичного развития и распространения  влияния. Ухудшение  работы (прежде всего – ООН) и потеря интереса к ним со стороны “больших государств” углублялись параллельно с процессом деколонизации и ростом противостояния в рамках холодной войны. Тем не менее, не все так просто и понятно как старались доказать классические реалисты (Уолц).

В своей книге “Международные организации” Клайв Арчер становится на сторону плюралистического глобализма, но тем не менее, отмечает наибольшие успехи МО там, где их деятельность была нейтральной относительно национальных интересов большинства членов [7, с.183]. Несмотря на глубокие идеологические противоречия, участие всех стран мира – имеется в виду прежде всего ООН и его специализированные агенства – оказывали содействие утверждению понимания единого пространства в международных отношениях.   

По мнению Арчера, ( а оно достаточно тождественно соображениям других “идеалистов” в мировой политологии)  ООН и подобные ей организации (например, Совет Европы) попали в ловушку между демократическим дефицитом технократических руководящих органов и неоправданным (с точки зрения “больших государств” и сверхдержав), безответственным плюрализмом органов представительских. Тем не менее, общеизвестно, что узкофункциональные международные организации (“Красный крест”) сделали немалые успехи в отведенном им пространстве.

В последние десятилетия разные* типы международных организаций, родившиеся из попыток построить универсализированный мировой порядок в ранний послевоенный период (ООН и специализированные агенства, ВТО (ГАТТ), МВФ, СБ) сделали основным полем своей деятельности развивающийся мир. По моему мнению, это прежде всего связанно с формированием определенных региональных экономических и политических блоков среди индустриализированных стран, а также среди “флагманов” третьего мира. Несмотря на то, что вышеупомянутые страны не составляют большинства в международной системе, их влияние на нее довольно ощутимо, а их внешнеполитическая периферийность в рамках биполярности компенсировалась стратегической ролью сверхдержав, в особенности США.

Тем не менее, мирополитические инициативы США не разрешили этой стране на протяжении довольно продолжительного периода полноценно включиться в процессы интеграции в Западном полушарии, и поэтому популярнейшим примером успехов регионализации стало ЕС. В конце столетия стартовала экономическая в некоторой степени внешнеполитическая интеграция в других регионах мира, причем ее инфраструктура  часто очень отлична от ЕС – это и система двух- и трехсторонних договоров в МЕРКОСУР; и консультационный форум АСЕАН, и подобная ООН африканская интеграционная инициатива ОАС.

Успех экономической и политической интеграции на пространстве Западной Европы предоставил возможность приверженцам регионализации укрепить свои теории и позиционировать этот процесс об этом как прагматическую альтернативу универсализации.

Например, Арах в своей работе “Европейское сообщество: видение политического объединения” довольно удачно очерчивает преимущества региональной интеграции как относительно глобальной интеграции, так и относительно попыток построить самодостаточный изоляционизм.

Его аргументация развивается в следующим алгоритме:

–       во-первых, ни одной нации в поздний послевоенный и современный периоды на удалось достичь самодостаточности, в особенности в экономическом аспекте своего функционирования. (государства с высоким уровнем самодостаточности – бывший СССР, Китай включительно) [1, с.10-30]

–       во-вторых, ни одно государство не способно в полной мере обеспечить собственную безопасность (сверхдержавы включительно) [1, с.31]

–       в-третьих, решать упомянутые проблемы в границах глобальных МО крайне малоэффективно [1, с.31]

–       в-четвертых, наиболее эффективным видится искать решения вопросов самодостаточности вместе с соседними государствами.

Развитые страны мира, по Араху, демонстрируют наибольший потенциал к региональной интеграции. Этому оказывают содействие, прежде всего следующие факторы:

–       маргинализация этнического национализма, постепенная деградация эффективности модели национального государства (в экономическом смысле) во всестороннем повышении благосостояния и стабильности в отдельном обществе при условиях симметричной взаимозависимости стран первого мира

–       осознание преимуществ рационального протекционизма на региональном уровне над таким на национальном уровне

–       нецелесообразность раздела интеграции на экономическую и политическую

–       общая тенденция улучшения (усиления) внешнеполитической позиции, в особенности в мировых международных организациях при условии формирования общей обще-региональной позиции

         Общая таможенная, законодательная, макроэкономическая политика стран ЕС доказала свою эффективность на протяжении десятилетий. Тем не менее, открытым вопросом остается возможность повторения европейского опыта, как в других регионах первого мира, так и на пространстве третьего мира.

         Одни исследователи полны оптимизма относительно перспектив регионализации в аспекте построения равнозависимого и равноудаленного мира. По мнению Богатурова, такая картина мира – система конгломератов, как преемник системы международной анархии – лишает содержания однополярный мировой порядок (т.н. Мальто-Мадридскую модель коллективной однополярности) и возвращает мир к многополярности “золотой эпохи дипломатии” [2, с.28-48, см. также соответствующие произведения Генри Киссинджера]. Другие, например, В.Цымбурский, подвергают сомнению справедливость “блокового” видения мира, прежде всего построение настоящей симметрической взаимозависимости в экономическом, политическом, и даже культурном аспектах.

Цымбурский обращает внимание, прежде всего, на культурно-цивилизационный инструментарий регионализации. Он подчеркивает отсутствие плюралистичности культурных базисов для разных региональных образований – ведь западная цивилизация (относительно развивающегося мира,) сознательно воспринимается как эталон, и вдобавок с некоторым исключением, традиционные культуры большей частью переходят в оппозицию к модернизационной политике государства. [6, с.175] Кроме того, монополизация первым миром высокотехнологического производства (с некоторыми перспективными исключениями) суживает даже ту автономию региональных блоков вне его границ, которая уже успела сложиться. Тем не менее, Цымбурский не исключает продуктивного симбиоза между традиционной культурой и модернизационной политикой – но современная и будущая картины мировой цивилизации видятся ему как доминирование евроатлантического анклава с его протянутой на восток “ветвью”, то есть Юго-Восточной Азией [6, с.179].

В рамках концептуального обеспечения дальнейшей дискуссии, необходимо указать, что в контексте вышеприведенных полемик мне видится целесообразным поддержать тезис о преимуществах регионализации над плюралистическим глобализмом, а также тезис о безоговорочной и долгосрочной гегемонии евроатлантического анклава в разработке и распространении высоких технологий. Тем не менее, у меня имеются серьезные  сомнения относительно категоричности перспектив доминирования на планете евроатлантического анклава. Накладывая проблематику модернизации и целесообразности экономической интеграции на пространство СНГ, а, опосредствованно – на развивающийся мир ( в том числе на его попытки конкурировать с евроатлантическим анклавом) можно усмотреть следующие тенденции:

–       жестокий спад  спроса на продукцию высокотехнологических производителей Евроатлантики на ее собственной территории, снижение приоритетности усовершенствований и многофункциональности продукции относительно ценовой политики компаний. [8]

–       стойкая тенденция экономического размежевания между частями евроатлантического анклава, ускорившаяся вследствие внедрения евро; рост противоречий между ВТО и Европейской Комиссией [8]

–       политические и экономические проблемы с глубокими структурно-социальными корнями, не поддающиеся решению в рамках политических единиц “азиатской ветви” западной цивилизации

–       осознание “старыми” членами ЕС фундаментальности трудностей расширения на Восток, наиболее ярко проявившееся во время саммита в Ницце.

Общеизвестно, что продукция развивающихся стран, – изначально более конкурентоспособна, нежели продукция стран первого мира. Концептуальные противоречия в сфере международной торговли были довольно ярко продемонстрированы в ходе встречи ВТО в Сиэтле – нерациональный протекционизм развитых стран с одной стороны, и несоответствие определенных разновидностей продукции третьего мира минимальным стандартам качества – с другой.

Со всеми упомянутыми проблемами встретилась в последние десять лет и внешнеэкономическая политика Украины.

В украинской внешней торговле, по данным статистики последних пяти лет сложилась на первый взгляд парадоксальная ситуация. С одной стороны, учитывая необходимость увеличения валютных резервов, украинское государство оказывает содействие как экспорту так и импорту (то есть росту товарооборота) со странами Запада. Политика кредитования импорта [4, с.98-105], способствовала резким перепадам торгового сальдо Украины, а также нанесла ощутимый удар по национальному  производителю. Соображения классического экономического либерализма в этой ситуации нерелевантны: ведь не лучшее качество импортной продукции (относительно определенных секторов рынка), а именно механизм двойного (то есть обоими государствами – участниками торговой операции) субсидирования усугубляло кризис национального производства [3, с.8-10].

Кроме того, стандартизационная политика ЕС, на сегодняшний момент наибольшего коллективного торгового партнера Украины (как и России), все более сужает экспортные перспективы нашего государства; политика субсидирования агентов европейского экспорта на Восток, а также защиты наиболее уязвимых секторов европейской промышленности – обесценивают даже те возможности, которые может предоставить Украине ассоциированный договор. Ведь очевидно, что тот пока что нестойкий рост производства и уровня жизни, что наблюдается в евроатлантическом “субанклаве” – Новой Европе – обеспечила прежде всего рациональная экономическая политика его политических единиц; тем более, что между уровнем жизни в ассоциированных странах и в Юго-Восточной Азии или промышленных странах Латинской Америки остается пропасть. [9, с.115]

С другой стороны, в отличие от западных рынков, где спрос на украинскую продукцию ниже предложения, на рынках СНГ сложилась теоретически более благоприятная для Украины ситуация [3, с.14-16]. Тем не менее, украинский производитель способен обеспечить лишь мизерный процент этого предложения. Кроме того, экономическое сближение со странами СНГ потенциально способствует реставрации и модернизации полных производственных циклов, существовавших в СССР, а значит и организации мощных транснациональных корпораций на региональном уровне – крупных налогоплательщиков и трансрегиональных экспортеров.

Тем не менее, эффективный  таможенный договор стал действительностью лишь в границах России и  Беларуси [5, с.209]. Наблюдаются также попытки использовать мировой финансовый кризис 1998-го года с целью воплощения стратегии импортозамещения, возрождения мощных национальных экономик, убыточной для региональной торговли политики девальвации.

На самом деле, кризис 1998-го года породил мощный толчок для национальных производственных экономик России, Беларуси и Украины, опосредствованно также и других экономик Содружества; кроме того, монетарная политика была оздоровлена и рационализирована. Следует также указать, что импортозамещение не решает проблемы модернизации и роста конкурентоспособности на протяжении продолжительного периода, а потому – создает лишь долгодействующую иллюзию улучшения уровня жизни [4, с.95-108].

По моему мнению, на пространстве Содружества уже стартовал процесс формирования регионального экономического анклава – конечно, далеко не самодостаточного и полного внутренних противоречий. Тем не менее, хотелось бы отметить те его особенности, которые, на мой взгляд, совпадают с украинским национальным интересом. Это необходимо по той причине, что продолжительное внешнеполитическое противостояние России и Украины, эмбриональное формирование стратегических блоков на территории бывшего СССР — генерировали недальновидную замифологизированность процессов в СНГ, слишком повлиявшую на украинскую общественную и научную мысль.

Во-первых, этот новообразовавшийся анклав демонстрирует признаки эксклюзивности. Прежде всего это связанно с тенденцией разложения “имперских и геополитических” комплексов России относительно “ближнего зарубежья”, что были ей присущи еще очень недавно. Преимущественно сельскохозяйственные страны СНГ играют в этом анклаве маргинальную роль, независимо от характера их политики относительно России. Украина является преимущественно промышленной страной, и за последние годы превратилась в один из наиболее привлекательных инвестиционных объектов для российских финансово-промышленных групп [3, с.18-26].

Во-вторых, попытки российского капитала завоевать рынки и инфраструктуру СНГ не всегда совпадают с российской внешней политикой, ведь это ярчайшая черта мирового транснационального бизнеса. Следует в этом контексте обратить внимание на внешнеполитическую составляющую начала “большой приватизации” в Украине. Движение российского капитала в Украину и Беларусь, а также конкурирование российского бизнеса с мощными западными компаниями в развитии Казахстана – связано, прежде всего, с необходимостью реализовать тот объем инвестиций, что был поглащен прежде всего Москвой (в Центральной Европе аналогом финансовой Москвы является финансовый Будапешт), превратившийся в мощный финансовый узел.

В-третьих, российские компании стараются создать автономные производственные циклы, и не настаивают на стратегических инвестициях (то есть таких, что перестраивают предприятие), а также вкладывают деньги в модернизацию реально существующей инфраструктуры. Такие “портфельные” инвестиции чрезвычайно выгодны для Украины в существующих условиях.

В-четвертых, тезис об экономическом империализме России едва ли соответствует действительности. Этот миф развивался, прежде всего, в ходе платежных кризисов между обделенными конвертируемой валютой странами СНГ. Ведь добывающий комплекс России чрезвычайно зависит от инфраструктурных транзитеров, чья эффективная внешняя политика маргинализирует такой “империализм” – пример Балтийских стран; финансовый бизнес России не может выходить за пределы национальных законодательств. Кроме того, последним аргументом может служить хотя бы то, что основным инвестором в производство российских автомобилей на Луцком заводе является сугубо украинская финансово-промышленная группа, большинство же других российских инвестиций аккумулируется общими или транснациональными посредниками [3, с.8-26]

И, наконец, в-пятых, российский “империализм” в этом случае не страшнее белорусского, ведь белорусские промышленники удачно доминируют на широком спектре российских рынков благодаря двусторонним соглашениям.

Итак, индустриальная эксклюзивность, общее историческое (пусть и полное фундаментальных противоречий) наследство, построение механизмов симметричной взаимозависимости на региональном уровне, гибкий контроль над движением рабочей силы, стабилизация монетарной политики – все это реально существующий позитив для украинского участия в постсоветском (Восточно-Европейском и Центрально-Азиатском) анклаве. [5, с.145-169]

Необходимо подчеркнуть и существование тех отрицательных черт экономического и политического характера, которые могут и должны предупредить успехи региональной интеграции.

Во-первых, это существенные отличия между политическими режимами стран региона. Ведь только четыре (Россия, Молдова, Украина и Киргизия) создали более или менее функционирующие демократические институции. С одной стороны, авторитаризм на короткий период может решить “горячие” проблемы модернизации и стабилизации, но на протяжении продолжительного промежутка времени силовые черты общественного порядка могут не только привести к сознательной мировой изоляции, но и к деградации экономических  успехов.

С социально-культурной точки зрения, ретрадиционализация стран региона обошла разве что субрегионы его западной части и финансово-промышленные центры, а значит, она может стать помехой общественно-экономическому прогрессу.

Во-вторых, это разрыв в благосостоянии между странами региона – ведь при условиях более тесной интеграции, ряд политических единиц процесса автоматически превратится в объекты внешнего субсидирования, которое может показаться отягощающим для сравнительно более успешных его членов.

В-третьих, в условиях прохождения всеми странами региона лишь второй стадии государственного строительства, потенциально возможными оказываются осложняющие интеграцию межэтнические конфликты.

В-четвертых, это элемент безопасности во внешней и внутрирегиональной политике стран-соседей. Ведь стратегическое доминирование России все еще слишком “свежо” в памяти поколений, и вдобавок  существует проблема российских этнических меньшинств в регионе. Кроме того, некоторые страны региона ищут стратегического сближения с Северо-Атлантическим альянсом.

В-пятых и последних – политика формирования режима свободной торговли потерпела неудачу на пространстве СНГ, а статус особого благоприятствования, предоставленный Беларуси Ельцинской Россией приводит к целому ряду дефектов в трансрегиональной торговле.

На мой взгляд, даже учитывая вышеупомянутые трудности, прагматизм и перспективность формирования анклава на пространстве СНГ не теряют ни содержания, ни рациональности.

Можно вспомнить в связи с этим опыт послевоенной Европы, тем более, что общественно-культурное и статистическое сходство между обоими случаями очевидно.[4, с.180-191]

Во-первых, тоталитарное наследство (слишком свежее в памяти поколений) не помешало демократизации Европы, что коррелировалась с интеграционным процессом; а также сам интеграционный процесс в дальнейшем помешал реставрации тоталитаризма где-либо в Европе.

Во-вторых, очевидным до сих пор видится разрыв в благосостоянии и уровне индустриализации между Италией, Испанией, Португалией и Грецией и другими членами сообщества. Интеграция благоприятствует их всестороннему экономическому развитию; кроме того, спад роста населения на “севере” ЕС компенсируется (хотя и не совсем) ростом населения “юга”, равно как и в СНГ.

В-третьих, демократическая Германия, Пятая Республика, Италия после фашизма, пост-франкистская Испания – были в определенном смысле “новыми государствами” в начале интеграции, и далеко не все они до сих пор уладили серьезные межэтнические конфликты. Тем не менее, интеграция способствовала локализации межэтнических волнений и в определенных условиях – формализовывала их в конструктивный диалог.

В-четвертых, некоторые страны ЕС не принадлежат к НАТО, некоторые – стараются сохранить специфические двусторонние отношения со США (пусть и в рамках НАТО), а некоторые в современной ситуации приветствуют развитие европейских вооруженных сил.

И в-пятых, не политика режимов свободной торговли, а политика формирования общих рынков и функционального трансрегионального слияния государственной поддержки и политики в определенных секторах способствовала успехам экономической интеграции в Европе [1, с.29-49]. Протекционизм Франции раннего периода правления Митеррана ухудшил ситуацию в самой Франции и принудил социалистов возвратиться к развитию европейского общего рынка.

По моему мнению, внешнеполитическая инфраструктура, что хаотически сложилась на пространстве СНГ на протяжении последних десяти лет может быть очень удачно использована для ускорения и углубления процессов региональной интеграции – при условии смещения идеологических акцентов, тем более, что они всё больше кажутся порождениями прежде всего архаикой позднего модерна в общественном развитии человечества.

Ведь процесс отраслевого сращения и трансрегионального протекционизма уже стартовал – доказательством этого стали, по меньшей мере, Днепропетровские встречи между украинским и российским руководством, формирование мощного рынка трансрегиональных рекрутеров для развития добывающей инфраструктуры России и много других тенденций, лишающих фактического содержания традиционную внешнеполитическую риторику стран региона.

Воплощением многолетних поисков приемлемого пути создания регионального блока стало рождение, в ходе Минского саммита СНГ, на основе Таможенного союза – Евро-Азиатского Экономического Сообщества (ЕАЭС). Недавнее получение Украиной статуса наблюдателя при этой организации не только не случайно, но  является многообещающим фактом само по себе.

К вступлению Украины в ЕАЭС подталкивает вся сложность и многогранность улучшившихся в период 199-2002 гг.  российско-украинских (прежде всего) отношений.

Достижение договоренности по вопросу создания газового консорциума и сопряженный с этим спад напряженности вокруг энерготорговли между двумя странами, картельные черты Днепропетровских соглашений, взаимное признание ученых степеней, символизм постоянных встреч на всех уровнях в рамках «Года Украины в России» - являются важным текущим базисом для интеграции Украины в ЕАЭС.

Кроме того, в ходе Московских встреч между президентами двух стран впервые были выработаны взаимные конструктивные подходы к феномену нарастания торговых войн между Украиной и Россией. В результате утверждения в обеих странах модели национального капитализма с существенным элементом импортозамещающего производства – торговые войны не могут иметь другого решения вне создания механизмов общего рынка. Особенно на фоне существования евразийской инициативы, пусть пока и в не слишком многообещающем виде.

Безусловно, множество проблем немедленно актуализируются в связи с фундаментальностью подобного шага – членства в ЕАЭС.

Украина, по всей видимости – не согласится на меньшую роль в ЕАЭС нежели, скажем, Казахстан (вопрос о квоте голосов). Важным представляется и подход к решению белорусского вопроса. Принципы экономической политики в Беларуси, без сомнения, вступают в конфликт с тем уровнем либерализации торговли, к которому готова Украина в рамках интеграции в ЕАЭС. Результаты отсутствия сколько-нибудь весомых барьеров между Белоруссией и Россией (как последствия тесного сближения в предыдущие годы) – не замедлили сказаться  на состоянии нескольких российских рынков (касаемо позиции российских товаропроизводителей, работающих в более жестких условиях). Украинское бизнес-сообщество привыкло работать в условиях дорогих энергоносителей и достаточно динамичной конкуренции и поэтому либерализация торговли в рамках ЕАЭС будет для них даже менее рискованной – однако российский опыт открытия границ с государством, в котором проводится идеологизированная и сверх меры патронирующая политика в отношении местного производителя – вселяет опасения даже тем, кто долгие годы поддерживает идею свободной торговли между, в частности Россией и Украиной.

Несомненно, большую роль играет политическая воля и законодательная способность гармонизации украинских законов с требованиями ЕАЭС. Однако, сегодняшний политический климат в Украине благоприятствует подобным действиям – и не только по причине пока еще достаточно небольшого количества необходимых изменений. Как известно, наибольший результат (принимая в расчет мажоритарные округа) в ходе парламентских выборов-2002 был достигнут блоком партий «За Единую Украину», в чьих рядах находится множество предпринимателей, крайне заинтересованных в Улучшении условий торговли с Россией. Грядущая конституционная реформа в Украине, которой дан зеленый свет президентским посланием от 24-го августа 2002-го года – предполагает переход к парламентской форме правления; в случае последнего, партии прошедшие в парламент под флагом «За Единую Украину», до сих пор сохраняющие общую позицию – сыграют центральную роль в формировании нового большинства, а соответственно и правительства.

Провозглашенный Украиной курс на вступление в НАТО – вряд ли имеет существенное значение при обсуждении вопросов евразийской экономической интеграции. Более того, укрепление партнерства между НАТО и Украиной способно еще ярче продемонстрировать интегральность заинтересованности ЕАЭС в украинском участии. Ведь очевидно, что Минск пока еще не способен играть роль окна Евразии в Евроатлантику.

Лидерство Украины в ГУАМе весьма важно для евразийской интеграции – ведь члены ГУАМа видят в этой организации  прежде всего функциональные возможности, а участие в ЕАЭС способно сделать эти возможности не только истинно региональными, но и стратегическими перспективами.

Очевидно, что российско-украинское партнерство является, а уже в недалеком будущем оформится как стержень евразийской экономической интеграции, залогом успеха ЕАС как «второго старта» на фоне неоднозначного, и в целом  -- не оправдавшего надежды опыта СНГ.       

На мой взгляд, уже время сделать определенные выводы. Во-первых, мировой процесс формирования региональных экономических анклавов не является ни линейным, ни полностью тождественным модели  первого или третьего мира. Тем не менее, в рамках этого процесса следует задуматься про существенно отличную картину мира будущего, чем та, что сознательно навязывается общественной и научной мысли апологетикой классического реализма. Именно поэтому, украинской внешней политике следует изменить свои мирополитические приоритеты и уделить больше внимания региональным перспективам.

Во-вторых, евроатлантический вектор украинской внешнеэкономической политики далеко не всегда отвечает украинскому национальному интересу и время от времени ставит украинского производителя, предпринимателя и обычного налогоплательщика в неравные, неконкурентоспособные условия. Кроме того, перспективы улучшения ситуации на этом направлении довольно сомнительны, если не призрачны.

В-третьих, процесс регионализации и создание эксклюзивного экономического анклава на пространстве СНГ уже стартовал и продолжается с участием Украины, или без нее – хотя очевидно, что без Украины он теряет потенциал для динамики и оптимализации [5, с.207-219]. Черты этого процесса, пусть и на новом технологическом уровне и в условиях другой ситуации в мировой политике – не тождественны, но очень подобны начальному этапу создания европейского анклава в мировой политической экономии.

В-четвертых и последних, прагматизация и улучшение взамопонимания между Россией и Украиной, ставшие фактом в период 1999-2002 гг., пересмотр обеими странами своих отношений с НАТО и конструктивный подход к наболевшим проблемам прошлого – являются одним из центральных факторов и реалистической надеждой на успех региональной интеграции в Евразии.

По нашему мнению, время подчинения экономической политики идеологическим доминантам – бесповоротно ушло. Укрепление украинской внешнеполитической позиции зависит не от иллюзорной стабилизации отношений между ею и евроатлантическим конгломератом или его несамостоятельными составляющими, а от того насколько эффективно она сможет использовать потенциал региональной интеграции и преодолеть региональные вызовы своему благосостоянию и когерентности своей внешнеполитической стратегии.

 

Литература.

1.      Арах М. Европейский союз: видение политического объединения. М.: "Экономика", 1998, С.29-49

2.      Богатуров А.Д. Синдром поглощения в международной политике // Pro et Contra. Осень 1999. С.28-48

3.      ММ Деньги и Технологии. Украинский промышленный журнал. Август-сентябрь 2000, №10. С.8-10, 14-16, 18-26

4.      Пінзеник В. Коні не винні, або реформи чи їх імітація. К.: Академія, 1998 – 250с.

5.      Стрежнева М.В. ЕС и СНГ: Сравнительный анализ институтов. МОНФ, М.: 1999 – 268 с.

6.                Цымбурский В. Сколько цивилизаций? (с Ломанским, Шпенглером и Тойнби над глобусом XXI века) // Pro et Contra. Лето 2000. С.173-198

7.      Archer C. International Organizations. Second Edition. London and New York.: Boulder, 1992. Pp.179-187

8.      BBC World Economic Report Series. October 2000-March 2001. BBC Television, London – New York, 2001

9.      Grescovits, Bela. Comparative Political Economy of Market Reforms in Eastern Europe and Latin America. CEU Press, Budapest 1999 – 300 p.

 

     Источник: http://www.mpa.ru:8081/files/sb1/6.doc

 

 

                                                                   В библиотеку                                                   На главную страницу